На Балтике нашли затонувший корабль с сотнями непочатых бутылок
Для судна, затонувшего на сравнительно небольшой глубине, корабль и его груз неплохо сохранились.
Недалеко от Аландских островов (Финляндия) обнаружен небольшой (около 27 м в длину) затонувший корабль с сотнями сохранившихся закупоренных бутылок, якорем и фигурой, украшавшей нос. Местные власти уже разрешили поднять на поверхность несколько бутылок, чтобы изучить их содержимое. Остальные пока останутся на дне. Сейчас специалисты разрабатывают план исследования корабля, которое начнётся с документирования места крушения – чертежей, фотографий и так далее.
«Найти на небольшой глубине корабль в таком [хорошем] состоянии, да ещё и с сохранившимся грузом – это редкость», – отметил Магнус Мелин (Magnus Melin), сотрудник Baltic Underwater Explorers.
Он добавил, что закрытые бутылки, конечно, очень интригующая находка, но намного больший интерес представляет именно носовая фигура. Обычно у небольших кораблей, вроде того, что нашли у Аландов, нет никаких фигур. «Как по мне, самое интересное – сам корабль и его история, которую мы пока не знаем», – заключил Магнус Мелин.
Археолог Маркус Линдхольм (Marcus Lindholm) предполагает, что судно затонуло между 1850 и 1870 годом, однако точную дату можно будет установить только после раскопок.
Аландские острова – это небольшой архипелаг в Балтийском море. Они расположены примерно на полпути между Стокгольмом и Хельсинки. Большая часть населения – шведы, но принадлежат острова Финляндии. Аланды вошли в состав Великого княжества Финляндского после русско-шведской войны 1808–1809 годов (само княжество было тогда частью Российской империи). После Крымской войны острова были объявлены демилитаризованной зоной (однако русские войска стояли там до 1917 года). После отделения Финляндии Аланды остались за ней, сохранив свой особый статус. Сейчас это автономный регион, официальным языком которого является шведский.
.
Иммунитет влияет на сахарный обмен через кишечных бактерий
В зависимости от уровня интерферона в пищеварительной системе становится меньше или больше живущих в ней симбиотических бактерий, от которых зависит метаболизм глюкозы.
Мы знаем, что кишечной даны в нашем организме широчайшие полномочия, которые особенно хорошо видны в том, как бактерии влияют на обмен веществ: считается, что в зависимости от состава микрофлоры, у нас могут случиться – или не случиться – ожирение и диабет. Микробы пищеварительного тракта способны через метаболизм повышать вероятность атеросклероза, более того, постепенно накапливается всё больше данных в пользу того, что бактерии могут активно вмешиваться и в работу нервной системы – так, в мае мы писали, что нормальная микрофлора нужна для того, чтобы в головном мозге появлялись новые нейроны.
Жизнь кишечных бактерий во многом зависит от того, как они взаимодействуют с иммунитетом. Здесь многое зависит от взаимной настройки обоих «договаривающихся сторон»: если что-то в общении микробов и иммунной системы пойдёт не так, нам грозит хроническое воспаление, которое, как известно, может спровоцировать целый букет заболеваний, в том числе пресловутый диабет. С другой стороны, без мирных кишечных бактерий иммунитету трудно нормально работать: микробы-симбионты, с одной стороны, помогают ему бороться с опасными инфекциями, а с другой, регулируют активность иммунной системы, защищая нас от аутоимунных и аллергических реакций.
Именно тесная связь между иммунитетом и кишечной микрофлорой может пролить свет на некоторые странные физиологические эффекты, которые пока не всегда поддаются объяснению. Например, есть данные, что иммунная система влияет на обмен веществ. В частности, от уровня одного из интерферонов – интерферона-гамма – зависит метаболизм глюкозы: эксперименты на мышах показали, что если интерферона-гамма мало, то, во-первых, в печени вырабатывается меньше глюкозы, а, во-вторых, в тканях усиливается чувствительность к инсулину. Повышенная чувствительность к инсулину означает, что клетки способны по инсулиновому сигналу активно поглощать сахар из окружающей их среды. Высокая инсулиновая чувствительность – хорошо, низкая – плохо: тогда клетки не «впитывают» в себя глюкозу, уровень которой в крови начинает повышаться. Неспособность клеток воспринимать инсулиновый сигнал – одна из характерных особенностей диабета второго типа.
И вот, оказывается, что один из интерферонов – функция которых, напомним, заключается в активации иммунной системы в случае вирусной инфекции – каким-то образом влияет на инсулиновую чувствительность клеток. Учитывая теснейшее взаимодействие иммунитета и микрофлоры, не может ли быть так, что посредниками здесь служат как раз какие-нибудь кишечные бактерии? Действительно, как пишут в Nature Communications исследователи из Университета штата Орегон, такой бактериальный посредник есть, и называется он . Если у подопытных мышей снижали уровень интерферона-гамма, в их кишечнике становилось больше A. muciniphila, и в целом ситуация с сахарным обменом улучшалась: у животных возрастала устойчивость к глюкозе, то есть они могли справиться с повышенным уровнем сахара в крови, отправив его в клетку в соответствии с инсулиновыми инструкциями. Если же уровень интерферона-гамма возрастал, то количество бактерий A. muciniphila уменьшалось, что негативным образом отражалось на метаболизме глюкозы.
Похожая связь между A. muciniphila есть и у людей: чем активнее ген, отвечающий за синтез интерферона, тем меньше в кишечнике живёт этой бактерии. Про A. muciniphila известно, что её становится мало при ожирении, и что с её помощью можно нормализовать обмен веществ – по крайней мере, у мышей. Однако связь её с ожирением и диабетом у людей оставалась во многом запутанной – возможно, потому, что не было известно про третьего игрока в виде интерферона.
Очевидно, такое опосредованное влияние со стороны иммунитета на метаболизм довольно консервативная вещь среди млекопитающих, и вряд ли всё ограничивается одной только A. muciniphila – всё-таки в нашем пищеварительном тракте живёт целая уйма самых разных микробов; и чем больше мы будем знать о том, в какие игры они играют с иммунитетом и с нашим обменом веществ, тем скорее научимся предотвращать и лечить разные метаболические расстройства.
.
Японцы понимают чужую речь не глядя
Устную речь японцы воспринимают на слух в большей степени, чем жители англоговорящих стран, которые воспринимают сказанное не только ушами, но и глазами.
Известно, что мы воспринимаем речь не только на слух, но и на глаз – когда мы смотрим в лицо говорящему, на его движущиеся губы, это помогает нам понять, что он говорит – особенно, если мы беседуем в каком-нибудь шумном месте. То, что зрение тесно взаимосвязано со слухом, наглядно проявляется в эффекте Мак-Гурка: когда человек слышит одно, а видит другое – например, если в фонограмме он слышит повторяющиеся слоги ba-ba, а лицо на экране перед ним произносит ga-ga – то в восприятии окажется нечто среднее, не ba и не ga.
Большинство людей в такой ситуации слышит da-da, причём подопытный не отдаёт себе отчёт в несоответствии между тем, что он видит и тем, что слышит. Эффект Мак-Гурка проявляется не только в отдельных звуках, но и в целых предложениях, и, что любопытно, даже если человеку объяснить, в чём тут дело, сам эффект никуда не денется, и мозг знающего секрет фокуса всё равно будет воспринимать среднее арифметическое между зрительным стимулом и слуховым.
Но при этом взаимодействие слуха и зрения сильно зависит от культурно-языкового контекста. Например, по сравнению с англоговорящими людьми японцы обращают мало внимания на движения губ, когда слушают другого. Чтобы поподробнее изучить «японский феномен», исследователи из Университета Кумамото проанализировали направление взгляда, реакцию мозга и время реакции на сказанное у нескольких десятков человек, для половины из которых родным языком был английский, а для другой половины – японский.
В статье в Scientific Reports говорится, что если речь можно было воспринимать не только на слух, но и на глаз (то есть когда перед участником эксперимента стоял ещё и монитор, на котором было видно, как кто-то что-то произносит), то англоговорящие подопытные устремляли свой взгляд на рот человека на видео даже ещё до того, как тот начинал говорить. У японцев же взгляд особо нигде не задерживался, блуждая по всему видеоизображению. Как следствие, англоговорящие индивидуумы быстрее понимали, что им было сказано, если у них была возможность в буквальном смысле смотреть говорящему в рот, тогда как японцы от визуальной информации никаких преимуществ не получали и, несмотря на возможность наблюдать шевелящиеся губы, всё равно понимали сказанное с задержкой. На видео рот говорящего начинал двигаться на несколько сотен миллисекунд раньше, чем раздавался первый звук, так что «англичане», смотревшие в рот говорившему, могли слегка подготовиться к тому, что они услышат.
Отличия в поведении и понимании речи отражались и на активности мозга. Функциональная магнитно-резонансная томография показала, что у тех, кто с рождения говорил на английском, связь между зрительным анализатором и слуховым была сильнее, чем у тех, кто с рождения говорил на японском; и у англоговорящих связь между слуховым и зрительным областями коры включалась раньше, на самых первых этапах обработки слуховой информации.
Возможно, особенности восприятия речи японцами коренятся в их культурных особенностях – даже те, кто мало знаком с культурой Японии, знают, что у них не принято пристально смотреть в лицо при разговоре. Можно представить, что мозг, в силу природной пластичности, учитывает такую поведенческую особенность и в результате перестаёт обращать внимания на визуальные сигналы, сопровождающие речь; не исключено, что какие-то похожие особенности в восприятии устной речи есть и других культурах.
С практической же точки зрения это означает, что обычные для западных людей рекомендации учить иностранный язык с помощью видеоуроков могут оказаться бесполезными для японцев, которые слушают чужую речь не глядя.
.


